«Я работаю с тем, что люди видят ежедневно»: интервью с художником Пашей Зельдовичем

Люди
8.5.2025 в 18:06
Гордей Петрик

Паша Зельдович — журналист, художник и архитектор, ученик Захи Хадид, который в последние годы все чаще предпочитает художественные эксперименты масштабным архитектурным проектам. Вот и сейчас в галерее «Триумф» идет его персональная выставка «Периферийное зрение» (открыта до 8 июня). Специально для «Москвички» Гордей Петрик поговорил с Пашей о мистической энергии повседневности, спорности академического образования, Балабанове, Ките Харинге и советском суровом стиле.

Художник Паша Зельдович

Источник: Даниил Прудников

Почему выставка называется «Периферийное зрение»?

Периферийное зрение — это боковое зрение, то, что мы видим по краям, а не перед собой. Оно позволяет нам зафиксировать то окружение, которое мы обычно не замечаем. Поэтому периферийное зрение — метафора моего выставочного проекта. Он — про ту вездесущую часть городского пространства, которую мы привыкли не замечать: парковки, магазин на углу, забор-отбойник на шоссе, киоск во дворе… Мы эти вещи не выкладываем в соцсети, не вспоминаем о них в конце дня — мы вообще не считаем их частью своей жизни. А между тем они формируют большую часть того, что мы видим в течение всего дня — вчера, завтра и послезавтра.

Некоторые ваши работы напоминают изображения с камер наблюдения и тепловизоров, что создает эффект маргинальности показанной вами среды. У меня первые ассоциации были скорее киношными — эстетика фильмов Хармони Корина или видеоклипов, которые портретируют так называемый лоулайф.

В моих картинах действительно есть элемент киношности. Главных источников киновдохновения два: Алексей Балабанов и Дэвид Линч. Балабанов — один из немногих (если не единственный), кто создал цельный визуальный образ постсоветской России — настолько выразительный, что его даже пародируют в мемах. Дэвид Линч же мне близок умением создать ореол чего-то потустороннего и мистического у самых обыденных вещей. При этом в его фильмах всегда чувствуется теплота, человечность и любовь к героям. Я не считаю, что образы в моих работах маргинальные. Это парковки, автосервис, заснеженные дороги. Это просто жизнь. У нас, как в любой стране, на парковке возле «Ашана» в конце дня может остаться пара пустых тележек. Самое маргинальное, что есть в серии, — это компания явно подвыпивших людей у киоска или гаражный кооператив — постсоветские реликты, которых скоро и не останется.

В моих работах нет чернухи. Это не лоулайф, это просто лайф. Маргиналия — значит меньшинство, меня оно мало интересует. Напротив, я работаю с большинством — с тем, что люди видят ежедневно. Это противоположность тому, что называется маргинальным. Вы же тоже порой видите свой двор или ходите в магазин?

Источник: Даниил Прудников

А разве нет разницы между дворами в Чертанове, в старой Москве или в Москва-Сити? Между людьми, которые живут в разных частях страны? Согласитесь, и картинка, и общая энергия различаются.

Здесь я не совсем согласен. Мой основной профиль — журналистика, и я профессионально пишу о городской среде. На уровне будничных элементов и Москва, и другие мегаполисы, и малые города России плюс-минус устроены одинаково. Двор, фонари, неаккуратно припаркованные машины, киоски у дороги, огромное количество оград и заборов (современная Россия вообще страна заборов). Это то, что видят из окна 180 миллионов россиян, не говоря уже о миллиардах по миру.

Переформулирую вопрос. Смогли бы вы сделать такую серию вне России?

Я два года работал в Лондоне, потом столько же в Нью-Йорке и могу с уверенностью сказать, что на их фоне современная Москва — образец чистого, комфортного и радостного города. Америка и Европа не менее депрессивны, и многое там устроено точно так же. Например, в моей работе изображены продуктовые тележки на пустой парковке возле супермаркета. Она вдохновлена даже не московским пейзажем, а очень конкретным магазином, в который я ходил в Берлине. Обыкновенный магазин, называется Lidl, их много в Европе. После закрытия, в девять часов, парковка у магазина пустеет, но обязательно есть несколько забытых тележек. Возникает пустынный пейзаж с тележками в тишине. Это европейский пейзаж. Он же и наш пейзаж.

Из серии «Периферийное зрение»

То есть эти работы не имеют привязки к российской действительности, а если имеют, то могут восприниматься универсально?

Часть может, но в некоторых работах я сделал привязку к постсоветскому пространству. Его отличает отнюдь не мрачность, а общая монументальность, масштаб. Поэтому только в России, наверное, можно изобразить вход в «Пятерочку» как античную трагедию. Россия монументальна в ландшафте. В Европе меньше расстояния, люди паркуются и даже ходят компактнее. А в России и вообще на постсоветском пространстве многое само по себе выглядит эпично. И я постарался это передать.

В некоторых работах присутствует локальная специфика типа гаражей или церкви. Такой спецификой может оказаться, скажем, забор или деревья, потому что деревья в средней полосе России отличаются от тех, что растут в других регионах. Но один типаж я действительно почерпнул из наших реалий. Это мужик с тяжестью в осанке и с животом — настоящая специфика нашей местности.

Вашу живопись сравнивают с гиперреализмом и советским суровым стилем. Я же вспомнил целый диапазон художников — от Эндрю Уайета до Мэттью Барни. Так что напрашивается вопрос: каковы были ваши источники вдохновения?

Мои вкусы сформировались из нескольких равнозначных слагаемых. Это действительно советский суровый стиль. В особенности художник Георгий Нисский. И тут надо заметить, что этот стиль во многом пересекается с американским гиперреализмом 1970-х. Эти художники писали незначительные стороны жизни, но писали их так, что они становились крайне важны. От самолета на горизонте до чашки кофе в придорожном кафе. И в этом был ритуал. Потому что когда посвящаешь чему-то якобы маловажному столько времени, оно становится значимым. На меня это произвело колоссальное впечатление.

Есть и еще слагаемые. Это Такаси Мураками и Кит Харинг — художники совершенно иного стиля. Их объединяет тяжелое, часто мрачное содержание при яркой и привлекательной оболочке. Работы Мураками, например, выглядят как детская книжка, а на самом деле это рефлексия на тему бомбардировок Хиросимы. То же у Кита Харинга — за его графической эйфорией скрывается большая боль. Поэтому в своих работах я стараюсь упаковывать сложные и не всегда комфортные стороны жизни в яркую, громкую, заманчивую обертку. Я намеренно использую сочные, яркие цвета, которые любое содержание могут сделать привлекательным и соблазняющим. Это помогает пригласить зрителя к разговору. И только потом ему открывается подлинный смысл картины.

Из серии «Периферийное зрение»

Не могу не спросить о точках пересечения с другими художниками вашего поколения. Мне, например, сразу пришел в голову Павел Отдельнов с его, опять же, гиперреалистическими пейзажами московских окраин. Чем отличаются ваши подходы к гиперреализму и к постсоветскому пространству?

Я очень уважаю то, чем занимается Павел Отдельнов. Более того, наши вкусы формировались параллельно, и мне было важно не пойти по проторенной им дороге. Хит Леджер ведь не пошел по дороге Джека Николсона, когда продумывал образ Джокера. Несмотря на сходство между нашими темами и сюжетами, я и Павел работаем в разных полях. И моя оптика — она, скажем так, жизнерадостнее. К тому же Павел работает в сдержанной реалистичной гамме, а я использую яркий, кислотный цвет, делая повседневные образы кричащими.

То есть между гиперреалистами и Китом Харингом вы ближе к Киту Харингу?

Да, но с оговорками. Скажем так, в моих работах присутствует своеобразная мистика. То, что изображено на моих картинах, — основа нашей жизни, и в России это монументальный пейзаж, в котором я вижу нечто божественное.

У братьев Коэнов в фильме «Серьезный человек» есть сцена, в которой герой приходит к раввину жаловаться на семейные проблемы, а тот, предлагая герою сменить точку зрения, приводит пример: мол, представьте, что инопланетяне прилетят на нашу планету, покажется ли им парковка, которую вы видите за окном, такой же скучной, как кажется нам сейчас? Скорее всего, они увидели бы в этой парковке чудо.

Из серии «Периферийное зрение»

Как и в чем ваш опыт работы в архитектурном бюро помогал и помогает вам в других сферах?

Любые люди с неким специальным образованием немножко иначе смотрят на ту нишу, которую изучали. Например, мы — те, кто изучал архитектуру, — можем с точностью до десятилетия сказать, когда то или иное здание было построено. И именно из МАРХИ пришла способность видеть за знакомым пейзажем что-то большее. Ну а благодаря работе в бюро Захи Хадид я привык многие задачи решать с помощью 3D-моделирования, и это, как вы видите, пригодилось мне сегодня.

Вы упомянули МАРХИ, но в моем представлении эта академия чаще ломает таланты, чем позволяет им развиваться. Конечно, там можно получить знания об архитектуре, живописи или графике, но делает ли это человека художником?

Я мог бы ответить правильно, но отвечу честно. В МАРХИ я поступил по молодости, в 16 лет. Тогда казалось, что это может быть фундаментальным образованием. Однако я не учел, что по складу я не технический человек, недостаточно холодно размышляющий. Я думал просто: любишь рисовать — поступай в МАРХИ. Уже в процессе учебы я понял, что архитектура не про задумки величественных проектов, а про целесообразность. Про то, где расположены санузлы и как удобнее спроектировать коридоры. Я же слишком гуманитарий, чтобы искренне любить эту сторону профессии.

Из серии «Периферийное зрение»

Работы на выставке «Периферийное зрение» — это живопись, основанная на 3D-моделях. До этого у вас был проект, полностью посвященный печати на алюминии. Что вы собираетесь делать дальше? Многие художники останавливаются на одном стиле (и даже на одной форме, например, на живописи), выстраивают на его основе личный бренд. Вам близок этот подход? Или вам больше нравится экспериментировать?

Я бы хотел сделать еще один проект в технике «периферийного зрения». Это серия как бы по следам художника Левитана — она посвящена русской деревне, а конкретнее — деревне, где я провел значительную часть детства. Работы в таком случае окажутся одновременно и рефлексией значительного периода моей жизни, и портретом нашей страны. Мне очень интересно, как характерный русский пейзаж может взаимодействовать с новой техникой.

Есть и другой проект — мой параллельный бренд VOT TUT, посвященный не столько современному искусству, сколько паблик-арту. Он про парковые скульптуры, и это попса в лучшем смысле слова. Эти проекты не противоречат друг другу, пусть и не всегда просто совмещать сложные экспериментальные вещи с рассчитанными на массы, хотя оба пути в равной степени заслуживают уважения. Но я уже однажды расщепился на журналиста и художника, так что, надеюсь, получится успешно расщепиться и в этот раз.

По вопросам сотрудничества вы можете написать на почту:deareditor@moskvichka.ru

Перепечатка материалов и использование их в любой форме, в том числе и в электронных СМИ, возможны только с письменного разрешения редакции.