Я, конечно, знал, что это были за люди, читал про них, проводил ресерч. Но вообще фильм и его герои — они такие фантомы. И начало русского интернета — это тоже, по сути, фантом. Мне просто понравился этот образ: чуваки занимаются чем-то вообще непонятным для всех остальных и верят в то, что они волшебники. 

 

Конечно. В фильме герои не до конца понимают, что такое IT-бизнес. Там один чувак понимает, чем занимается, сидя в углу офиса за компьютером. А все остальные фигней страдают: играют в мяч или в слона и всячески разрушают офис.
 

Как ни странно, в случае нашей компании это и вправду было очень похоже на девяностые. Собственно, я на журфаке учился, потом на телеке работал, как ты сказал, но все это скучно. Был между персонажем Гришей и его отцом Петей из девяностых. А потом познакомился с Петей Минаковым. Петя тогда снимал очень дорогие свадьбы в Канаде, ЮАР, Венеции… Работал три месяца в году, а дальше отдыхал. В общем, у Пети все было хорошо, и тут я его зачем-то подбил на всю эту авантюру. Изначально мы занимались только рекламой, потом нащупали свою нишу в образовательных проектах, придумав визуальный стиль курсов для платформы «Синхронизация». Тогда было модно снимать все, как будто это мастер-класс. А мы придумали другой стиль. И так вот так снимали пару лет курсы, рекламу, клипы… Потом вся эта канитель задолбала жутко, и мы решили, что пора двигаться дальше — снимать кино. 

Поначалу мы просто сели с Петей за свои записные книжки, как герои «Ровесника» в девяностые, и начали искать клиентскую базу. В тот же момент все пошло не по плану, потому что те, кого мы считали нашими потенциальными клиентами, вообще не захотели с нами работать, а малознакомые нам левые чуваки — наоборот. 

У нас не было офиса, работали в какой-то кофейне, откуда нас выгоняли из-за того, что мы с компьютерами сидим. Как только у нас что-то получилось, появились первые бабки, мы решили: «Ну все, пора снимать офис». Мы посмотрели офис — первое предложение было напротив Кремля. Какая-то комната сдавалась прямо в стиле офиса из фильма. Зато остров Балчуг! И мы такие: «Блин, надо брать». Нету ничего: ни заказов, ни перспектив, вообще ничего, но надо брать. И следующие полтора месяца мы делали в этом офисе ремонт: сдирали обои, красили стены, снимали натяжные потолки, полы… Каждый раз мы подходили к точке, в которой надо платить аренду или съезжать, — и проекты чудным образом образовывались, а мы потихоньку двигались. Хотелось, как Индиана Джонс, погрузиться в свободное плавание по этому миру индивидуального предпринимательства. 

 

Честно говоря, понятия не имею, но мы специально придумали назвать компанию на букву «А», чтобы во всех списках быть первыми. И подались в Минкульт, как вообще, считай, новая абсолютно компания. И дошли сразу удивительным образом до питчинга. И там нас поставили первыми — у нас ведь компания на «А» — в восемь утра. Мы пришли и запитчили им свой фильм. Мы еще когда только собирались питчить фильм, подумали, что тут тоже надо как-то выделиться. Мы посмотрели эти питчинги — там люди все говорят одно и то же примерно, всегда это одинаково выглядит. Мы придумали определенный текст, какие-то шутки даже. Но самое главное — в Минкульте, защищаясь, все стоят у микрофона в центре сцены. И мы решили, нужно сломать эту систему: взяли этот микрофон и подошли к краю сцены, чтобы все нас хорошенько рассмотрели. Ну и, может, это сработало, а может, им сценарий понравился — черт его знает. Но в итоге мы получили грант, и на этот грант и собственные бабки мы сняли фильм.

 

Романтика девяностых для меня сериалом «Бригада», наверное, и исчерпывается. Папины истории тоже долетали эхом: знакомого знакомых убили, у кого-то отжали бизнес, кого-то в лесу за ноги подвесили… Но это все было далеко, примерно между «Бригадой» и «Улицами разбитых фонарей».

Ты знаешь, конечно, услышав об этом, начинаешь жалеть, что не родился раньше. А потом вдруг присматриваешься к сегодняшнему моменту и начинаешь проводить параллели.  Мне кажется, через десять-двадцать лет некоторые будут думать, мол, в 2025-м было проще что-нибудь замутить. Это как переживания людей, страдающих от того, что они биткоины десять лет назад не купили.

 

Мне нравится отношение Константинопольского к своим фильмам, как он до конца топит за свою вселенную. Самое крутое, что у него получается делать следующий, следующий и следующий фильм в этой своей вселенной. 

 

Мне кажется, сейчас говно какое-то все одно по большому-то счету. Мне прям ничего не нравится. Ну что мне может понравиться? «Мир, дружба, жвачка», где по кругу все треки Муджуса играют без остановки. Или что там еще? Сериал «Лихие»? Фильм «Бык»? Про каждый новый фильм или сериал, который выходит, пишут: «Это кино закрывает тему 1990-х». Как ликвидация Sunlight, который уже десять лет как ликвидируется. Ну из крутого есть фильм Хотиненко-младшего «Одиссея 1989»! Вот это я понимаю кино! Нам этого и хотелось — снять что-нибудь по-настоящему отлетевшее. 

Изначально была идея снять личное кино, даже по форме, личное высказывание героя, от первого лица — такая была концепция. Самое смешное, что этот формат был придуман исходя из того, что мы не думали, что будет какой-то Минкульт и настоящие бабки. И я такую форму придумал, надеясь, что мы, наверное, ее как-то дешево сможем снять. Будем снимать на iPhone, у нас никаких дипфейков тогда не было в голове: будут неизвестные актеры и в настоящем, и в 1990-е тоже. Снимем на iPhone, на VHS, и полностью будет такое мокьюментари с фаунд-футажем… Будем играть в мистификацию, как будто герой сам снял и смонтировал этот фильм. А потом вдруг возник Минкульт. Когда мы подавались на питчинг, никто не верил, что мы там что-то получим. А когда получили, мы поняли, что надо как-то концепцию перепридумывать. Потому что если мы снимем фильм таким, как задумали, нас никто не возьмет в прокат. Без актеров известных, все как-то криво снято, камера дрожит, рамки скачут… Кому это вообще нужно. Поэтому мы решили, что фильму нужны известные лица. И вот так появились актеры. А когда появились актеры, мы поняли, что нужен какой-то прикол. Если у тебя док и там играет известный актер, а потом на VHS его в молодости играет какой-то непонятный хрен, который похож на него (а может быть, и не очень), это какая-то ерунда. И тогда мы поняли, что нужно прямо брать и делать дипфейк, чтобы типа такой: «О, это Яценко и вот это Яценко — ни хрена себе!» 

 

Тут надо иметь в виду, что все, что мы на экране видим, это как будто и есть тот самый фильм, что снимал главный герой. Мы хотели, чтобы его работа реально выглядела хреновой, кривой и косой. Что смог, то и сделал. И он немножко должен был стесняться про себя говорить. Ведь представители зумерского поколения, они немножко такие: типа в себе, травоядные, не хищники. Вот в девяностые все типа витальные, живые, объемные чуваки, а он да, невнятный. Да и чего ему: в гаджетах спокойно живет, мама богатая, хата в центре. 

Я и хотел, чтобы сопереживали чувакам из девяностых. Этому-то чего сопереживать? У него и так все хорошо. Он вон сделал большое дело! Он кино снял. Для него это реально подвиг! 
 

Конечно, да. У нас была подготовка почти полгода. У меня было, не помню, триста с лишним видео с оцифрованных кассет. Просто сидишь в YouTube и по годам, каким-то тегам ищешь и находишь довольно много… Там вообще офигенно: кто-то оцифровал день рождения бабы Зины, я смотрел поездку Розенбаума с «Братьями Жемчужными» в Америку, день рождения авторитета Барсукова-Кумарина. В общем, видосов из разных слоев общества предостаточно. 

Какие-то штуки мы оттуда, конечно, подцепили. Не сюжетные, а нюансы маленькие. Ну кто-то прикольный делает что-то странное. Например, было дачное видео: мужик взял два шампура и на них, как на скрипке, наяривал. И мы подумали: «Какая странная хрень, такого не придумаешь специально». И вот уже у нас в фильме мужик так же на скрипке из шампуров играет. 

Много-много. Но в основном досъемки, где мы шли реально по барам, брали актеров и снимали на iPhone, но это и за смену не посчитать. Было много импровизаций, но актеры знали об обязательных действиях и словах. И случайности возникали закономерно, потому что мы, например, приходили в реальный бар и снимали, а там какие-то люди сидят еще, и произойти может в принципе что угодно.

Тем не менее у нас был очень подробный сценарий. И все, что касается интервью и закадрового голоса, было строго прописано. Я заранее конструировал сцену и понимал, кто где будет сидеть и говорить, а где этот человек уйдет за кадр. Это было просчитано, прописано и продумано. А с импровизацией… У нас на площадке были карточки: у каждого актера была своя задача, он знал свой текст, знал свою задачу, но не знал, что будут делать другие. Давно еще прочитал, что так работал Терренс Малик, и зацепился за этот метод. Единственная издержка — длинные дубли, часто и по полчаса. Бывало, актеры в какой-то момент не понимали, что происходит, но не выходили из образа. Но не выходили еще и потому, что мы нормально их мотивировали. Отбирали телефоны, например. 

У нас крутой художник был Коля Киреев. Все время наши герои существовали со своими приколами. У каждого был реквизитный набор. Вещи, которые они, возможно, никогда не достанут и в сцене они не нужны: во внутреннем кармашке пиджака расческа, какая-то таблетница, портсигар, записная книжка, ручка, еще какие-то штуки, очки темные… И когда все это у актера есть, оно его как бы заряжает, поддерживает образ, даже если не используется в кадре.

Мы монтировали десять месяцев. В процессе монтажа фильм менялся, но не структурно. Бывает так, что в Минкульте при подаче один сценарий, а потом сдаешь материал, а они говорят: «А вы что сняли?» — и ты переутверждаешь сценарий. У нас такого не было. Как была странная хрень, так и осталась странная хрень. Хотя было еще одно интервью. Был пятый человек, по сюжету отец Пети, дед Гриши, которого играл Владимир Юматов. Крутое интервью, но мы пожалели зрителей.

 

Да, и линия Гриши, конечно, была пошире, были какие-то еще приколы у героя, но по структуре пришлось ее сократить. Вообще, хочется сказать об актере. Юра Вершинин очень витальный персонаж, топовый. Когда он пришел на кастинг, я его не знал. А потом, когда в фильме он начал сниматься и мы с ним познакомились, я столкнулся с тем, что ты куда-то приходишь и везде Юру знают, что он вон там или вот тут. Он какой-то городской персонаж, который существует во всех компаниях. У Юры, конечно, большое будущее. Мы когда искали героя, пробовали сначала профессиональных актеров, но выходила полная шляпа. Потому что приходили буквально молодые актеры, каждый со своей актерской подачей, а нам был нужен просто чел, который произвольно болтается по жизни. Поэтому мы идею с актерами отмели и начали искать таких вот отрешенных ярких молодых людей. Я был вне этого мира талантливых двадцатилетних бездельников, а теперь вот вместе с Юрием Санычем в одном медиапространстве нахожусь. Ты пришел со мной побеседовать, тоже его знаешь. И так всегда происходит с ним. У Юры, повторюсь, большое будущее впереди, но его жизнь, как я думаю, реально импровизация. Тут как он захочет импровизировать, так и будет. Может быть, станет плотником.