13 декабря в Кремле пройдет масштабный концерт «Денис Родькин и друзья», а весной премьер Большого представит вместе с МГИМО проект «Дягилев». «Москвичка» расспросила танцовщика о балете, художественном становлении и, конечно, о личной жизни.
Такой вопрос может, наверное, раздражать, но как вы оказались в Большом театре при отсутствии артистической семьи, блата и элитного балетного образования?
За моей спиной не стоял какой-то влиятельный человек, если вы хотите спросить об этом. Я на самом деле поначалу не надеялся попасть в Большой. Сами понимаете, ходят слухи о том, что якобы без связей туда можно пробиться, только когда ты окончил Московское хореографическое училище или Академию русского балета либо через влиятельных родственников. Мне же просто представилась возможность прийти на просмотр, и я особо не верил, что из этого что-то выйдет, но я понравился всем старейшим педагогам, они проголосовали за мою кандидатуру. Сначала предполагалось, что я буду танцевать в кордебалете, но мои здоровые амбиции оказались очень кстати, и в итоге я стал премьером. Большой театр не слишком отличается от других театральных заведений. Везде есть связи и везде есть протекция, но звездами в основном становятся люди, которые достигают высот своим трудом.
Очень многие проходят через кордебалет!
Абсолютно все проходят через кордебалет — во всяком случае, так было раньше. Сейчас многим позволяют танцевать сразу, что, конечно, видно на сцене, порой замечаешь сырость, неподготовленность. Это неправильно, потому что всегда надо пройти какую-то школу жизни, а для людей балета школа жизни — это кордебалет. Даже самые выдающиеся артисты стояли в кордебалете. Отсутствие такого опыта повышает риск травм, потому что организм оказывается способен воспринимать театральные нагрузки не сразу. В хореографическом училище ты на протяжении года готовишь одну-единственную роль. А на практике тебе приходится подготовить роль за месяц, и часто организм не справляется с такими нагрузками. Тут, как в спорте, нужна постепенность, нельзя пойти на мировой рекорд сразу.
На ранних этапах вашим ментором был Николай Цискаридзе?
Николай Максимович работал со мной в театре с самого начала и во многом, конечно, заложил фундамент, на котором я работаю до сих пор. Это очень важно — попасть к грамотному педагогу, и Николай Максимович действительно много со мной возился. Ведь всегда большая ошибка — зазвездить, когда ты едва пришел в театр. Хотя бы года четыре надо себя чувствовать только учеником. Да и вообще, в идеале всю карьеру им себя чувствовать. Потому что именно каждодневный труд всегда дает наибольший результат. Конечно же, если бы не мое упорство, даже у такого педагога, как Николай Максимович, со мной бы ничего не вышло. Здесь результат дало соединение его педагогического характера и моего рвения. Сейчас я работаю с выдающимся танцовщиком Александром Николаевичем Ветровым. Он для меня не только педагог, но и психолог. Это очень важно для меня, как для взрослого артиста.
Я слышал, что как наставник Николай Цискаридзе достаточно тираничен.
Я думаю, нельзя человека хвалить сразу, тем более в юном возрасте. Психика в девятнадцать лет или даже в двадцать три еще не окрепла, и окрылить может даже мимолетный успех. А вот это чувство окрыления, эйфории — оно пагубно для результата. Необходимо покорять новую вершину каждый день.
«Никто раньше не пробовал в танце показать, как рождается балет в голове автора. Исполнители, хореографы, художники «Русских сезонов» — каждый велик сам по себе. Но в спектакле они становились единым целым, изначально появившимся в воображении Дягилева. К тому же Дягилев, танцующий балет, — такого я не припомню».
Ну вы же позволяете себе эту эйфорию хотя бы моментами?
Конечно, но стараюсь себя сдерживать. Самый предательский момент в карьере — когда ты думаешь, что всего добился, и разрешаешь себе расслабиться. Тут тебя и накрывает волна неудач. В любой работе важно преодоление. И ощущение, что ты уже можешь все и у тебя все получается, — это результат преодолений себя, которые имели место до того. В голове всегда надо держать, что работать надо постоянно, даже когда у тебя все получается.
Когда вы начали заниматься балетом?
Достаточно поздно — кажется, в девять лет. Сначала занимался степом, а потом уже перешел в балет. Позже, уже в четырнадцать, я понял, что хочу танцевать… Почему-то именно «Лебединое озеро», притом что решил я это, увидев балет «Спартак». Спросил родителей: «Где этому учат?» И мама сказала: «В Большом театре». Так и родилась мечта оказаться там, которая тогда казалась неосуществимой.
В юношестве вы, вероятно, видели балет в основном в записи? Кто вас тогда покорял как танцовщик — Барышников, Нуреев?
Оба. А еще Владимир Васильев, Александр Годунов, Николай Цискаридзе — все они повлияли на мою любовь к балету.
Вы играли в большом количестве постановок, и не только классических. С кем из режиссеров было особенно интересно работать?
Думаю, я назвал бы два имени. Великий Юрий Николаевич Григорович, он еще и хореограф, что редкость. И Джон Ноймайер, который относится к своим постановкам как к психологическим спектаклям, индивидуально работая с каждым актером.
Расскажете какую-нибудь историю о Григоровиче?
У меня с ним достаточно много интересных историй. Запомнилась поездка на гастроли в Афины, потому что мы как раз ставили «Спартак», и там, в древнегреческом театре, это всегда было особенно атмосферно. А вечерами, собрав нас всех в своем президентском люксе, он рассказывал о том, как работал в молодости, в свои восемьдесят пять поражая жизненной энергией, которой мы все завидовали. И по сей день, несмотря на то что Юрию Николаевичу немало лет, он продолжает развиваться, много читает. Я не встречал больше таких людей. Если говорить о конкретных историях, вспоминается, как он назначил меня на роль Спартака. Я просто зашел в буфет, а он говорит мне: «Идите в зал, покажите мне Спартака». Я тогда только начинал репетировать и многое сделал неправильно, но он сказал мне: «Ты, конечно, сделал все неправильно, но ты — это он». Потому что ему хотелось именно такого Спартака: рослого, высокого, лиричного и в то же время с хорошим прыжком...
Где в мире вам представилась возможность выступать?
Мы с гастролями Большого театра ездили в Европу, во Францию, в Нью-Йорк. И мне было очень приятно, когда меня поместили на обложку The New York Times. Я встал на завтрак в отеле Hilton и, когда увидел газету, сначала глазам своим не поверил.
Позволили тогда себе момент эйфории?
Конечно, позволил! Но тогда был отпуск и было можно.
Что вы вообще делаете в отпуске и как провели последний?
Мой последний отпуск, как и многие, начинался с работы. Сначала мы танцевали в Турции с Элеонорой Севенард — ведущей солисткой Большого, моей партнершей и девушкой. Потом полетели во Францию. За семь дней мы посетили городков десять и приятно устали. А затем вернулись в Турцию. В Бодруме сейчас очень полюбили русское искусство и в частности русский балет. Мой концерт «Денис Родькин и друзья» прошел там с большим успехом.
Вы следите за мировой балетной повесткой? Если да, что кажется интересным?
Я всегда следил за Оперой Гарнье в Париже, хотя сейчас это по известным причинам стало сложнее. Слежу за тем же турецким балетом, потому что он сейчас активно развивается. У них достаточно крупные театры уже в шести городах, и они хотят видеть российских артистов на своей сцене. В России слежу за региональными театрами: всегда интересно наблюдать за развитием искусства, в котором мы лучшие в мире, в своей стране.
Кого выделяете из современных балетных артистов в России?
Из нового поколения Дима Смилевский. Работы над образом еще много, а заноски молодцом. Из девочек как раз Элеонора Севенард: она действительно очень талантливая, сценичная. Когда она выходит на сцену, ты чувствуешь, что в нее вложен дух Большого театра.
«Ведь всегда большая ошибка — зазвездить, когда ты едва пришел в театр. Хотя бы года четыре надо себя чувствовать только учеником. Да и вообще, в идеале всю карьеру им себя чувствовать. Потому что именно каждодневный труд всегда дает наибольший результат».
А как вы познакомились с Элеонорой? Кстати, она тоже героиня «Москвички».
Впервые я увидел Элеонору, когда ей было шестнадцать. Я тогда приехал поддержать Николая Максимовича на его должности и обратил на нее внимание. Праправнучатая племянница Матильды Кшесинской, она была самой талантливой на сцене. Потом, уже через годы, она приехала на замену моей партнерши и мы вместе станцевали с ней в Греции. Постепенно начали общаться — ну и все закружилось. Знаете, как говорится, судьба — ее не выбираешь.
Вас как профессионального танцовщика могут вывести из строя романтические переживания?
Мне они всегда помогали, но у меня в жизни просто не было несчастной любви.
Вам уже тридцать четыре года. Дает ли знать о себе тело?
Конечно, возраст ощущается. С двадцати двух лет я танцую у Юрия Николаевича Григоровича. А там девочки были все с очень легким характером, но легкими не были. Слишком много чрезмерного напряжения, ломовых прыжков. Все это дает о себе знать, и это нормально. Мы должны бороться со своим телом — такова наша профессия. Каждый день его нужно разогревать, иначе невозможен успех.
Какой балет сейчас у вас в планах?
Мы сейчас в рамках фестиваля «Нам нужен Дягилев» работаем над спектаклем «Дягилев» при поддержке «БрукоФестивальФонда». Никто раньше не пробовал показать, как рождается балет в воображении творца, как это происходит в голове автора всего спектакля, — от и до. Никто не пробовал в танце показать, как это видит импресарио, как зарождается идея. Известные исполнители, хореографы, художники, композиторы «Русских сезонов» — каждый велик сам по себе. Но в спектакле они становятся единым целым, порождающим общее эмоционально-взрывное действие, изначально появившееся в воображении Дягилева. Мы стараемся своей работой продемонстрировать этот прекрасный, чарующий, но одновременно болезненный процесс. К тому же Дягилев, танцующий балет, — такого я не припомню.
Фото: Александр Калинин
Стиль: Владислав Снегуров, Иван Фадеев (агентство CHERRIES)