Со мной такого быть не может. Мария Лобанова ищет способы не превратиться в старушку ни в шестьдесят, ни в семьдесят

Только недавно мне попалась советская экранизация «Театра», где героиня Сомерсета Моэма рассуждает, как сладко после шестидесяти будет есть и пить все, что угодно, — и булочки, и торт, и пиво. Отчего сразу возникает мысль, что после шестидесяти ей будет все равно, как она выглядит.

Сегодня мы живем совершенно в другом алгоритме, беря пример с 60-летней девушки Деми Мур и представляя себя в будущем энергичной, как Джейн Фонда или Хелен Миррен. Мы вошли в эру, которой еще не было у женщин за всю историю человечества: в пятьдесят лет отстаиваем свое право на карьеру, физическую и сексуальную привлекательность, материнство, хобби, как если бы нам по-­прежнему было тридцать.

Даже появилось слово Queenager — ты снова подросток, но только с собственным домом, хорошими простынями и дорогим чаем.

В свое время поколение Sex and the City изменило рынок потребления, введя в него 30-летних незамужних женщин, желающих по своему усмотрению тратить деньги на туфли и развлечения. Эти женщины выросли и стали новым типажом бабушек — накачивающих мышечную массу и едва прикрывающих мини-юбками свои стройные ноги. Мы смотрим на танцующую в купальнике молодую маму Светлану Бондарчук и понимаем, что сего­дняшние пятьдесят лет нашим мамам и не снились. И тут же Юлия Высоцкая в пятьдесят два играет в новом сериале Кончаловского революционерку с чрезмерно активной сексуальной позицией — и хотя пытливый зритель отмечает в титрах наличие двух личных гримеров, фигура актрисы не оставляет сомнений в ее реальной физической привлекательности.

Мне в мои пятьдесят важно продолжать прыгать в берпи, стоять в планке, бегать и учить языки. И если я не ела булочки последние лет двадцать, то в шестьдесят-семьдесят они мне тем более не грозят, ибо есть ощущение, что к этому времени ограничений у меня будет на порядок больше. Каждое мое сегодняшнее решение прогнозирует мое завтра — смогу ли в семьдесят спокойно подниматься по лестнице, брать на руки ребенка, самостоятельно залезать на стремянку. Интернет кишит фотографиями железных прессов женщин давно за шестьдесят, а моя бабушка в этом возрасте весила около ста килограммов и спорт в ее жизни присутствовал только в виде фигурного катания по телевизору.

Когда спрашивают, что меня мотивирует, всегда отвечаю честно: панический ужас. Как я буду заниматься сексом с мужем, если у меня болит спина и вес под центнер? Что я буду делать, если он меня не захочет? Сразу вспоминается анекдот, когда женщина встает голая перед зеркалом, смотрит на спящего мужчину и шепчет злорадно: «Так тебе и надо!» Но это не по мне, мне вот так не надо — и себя жалко, и мужа.

Старость наших мам и бабушек — это борьба с болезнями, инвалидность и бесконечные «не могу». Я тут давеча сломала ногу и попила из этой чаши вволю. Будет ли у меня в шестьдесят железная попа, покажет время, но то, что я буду биться до последнего за тонус мышц и гибкость суставов — это сто процентов.

Мне посчастливилось поработать с создателем швейцарского бренда Nescens — профессором, доктором медицинских наук Жаком Прустом, одним из известных на весь мир специалистов в области биологии старения. Как и все геронтологи мира, он повторяет очевидное, но почему-то выпадающее из сознания в ходе жизни, где много неоригинальных, рутинных действий. Просто, как все гениальное: то, чем вы не пользуетесь, перестает работать. Про автомобили это известно, и владелец готов даже нанять кого-нибудь, чтобы он прогревал и выгуливал машину, которую не взяли с собой, ну, скажем, на зимовку в Таиланде. А человека кто за него самого прогреет? Если перестанете развивать свой мозг — интеллект, память, вы их потеряете. Если перестаете развивать мышцы, суставы — они будут вам отказывать.

Что делают люди с артрозом? Ложатся на диван, и хромота постепенно усиливается. Те же, кто следует философии, что движение восстанавливает, а не разрушает, начинают заниматься спортом, укрепляют мышцы вокруг больных суставов и возвращают себе привычный образ жизни.

Мы сегодня приходим к осознанию, что качество жизни после пятидесяти зависит от того, стала ли физическая активность такой же необходимостью, как чистка зубов. Никто же не скажет: «Чистить зубы — это не мое». Но ­почему-то считается нормальным говорить: «Спорт — это не мое». А я всегда в таких случаях повторяю: «Человек должен выбрать, бегемот он или гепард. Быстр и активен или ленив и малопо­движен». И дело не только в весе. Когда смотришь на многих очень худых светских девушек, оземпик им в помощь, видишь их тела с абсолютно не разработанной мускулатурой, не проработанными суставами, то понимаешь, что культуры ухода за телом у них нет.

Главный вопрос: если моя фигура не менялась уже тридцать лет, то что надо сделать для того, чтобы еще три­дцать лет она также не менялась? Есть вещи, которые я не смогу преодолеть: кожа, например, — первая предательница, она будет стареть. Но если другие женщины в восемьдесят бегают марафоны, почему я не могу? Как сохранить оптимизм и насмешливость? Флирт и кокетство? Сексуальность? Люди же занимаются сексом в семьдесят, но быть сексуальной как будто уже неприлично. Это по чьему мнению?

Это будет славная битва, как говорила Багира. Раньше я считала, что проигрыш в ней неизбежен, важно просто не сдаваться до конца. Но те же геронтологи считают старость болезнью и ищут пути избавить от нее человечество — а значит, есть шансы не проиграть.