Станки — наши новые гаджеты. И это не единственная причина, по которой молодым людям стало интересно работать на производстве. О том, как меняется отношение к «работе на заводе» размышляет в колонке для октябрьской «Москвички» директор Ассоциации организаторов студенческих олимпиад «Я — профессионал», кандидат политических наук Валерия Касамара.
Еще десять-пятнадцать лет назад фраза «Пойдешь на завод!» звучала как угроза. В воображении вставали шумные и темные цеха, устаревшее оборудование, тяжелый ручной труд и тягучие дни, похожие один на другой. Поколение Z, выросшее среди смартфонов и цифровых сервисов, такую судьбу для себя не рассматривало. Родители были с ними абсолютно согласны — они помнят, что в 1990-е заводы встали и пролетариат категорически перестал быть гегемоном. Начало приватизации, массовые увольнения — в общем, ничего полезного для начинающего карьеру ребенка. Медиа и бытовые рассказы закрепили ощущение, что на заводе хорошего будущего нет и быть не может.
Но этот стереотип рушится. Дело в первую очередь в технологиях — молодежь повернулась туда, где интересно. За два года, с 2023-го по 2025-й, количество студентов, которые хотели связать карьеру с производством, увеличилось на восемь процентов — это по результатам онлайн-опроса тысячи двухсот респондентов, относящихся к высококонкурентной молодежи, — участников Всероссийской олимпиады студентов «Я — профессионал» в апреле-июле 2025 года. Это тренд: от недоверия — к уважению, от «грязного цеха» — к цифровому предприятию.
Но причина, конечно, не только в возможности поиграть в большие игрушки. Человеку, который планирует свою взрослую жизнь, хочется карьеры, приличного дохода, уважения, статуса. Офисные специальности, которые открывали этот путь в постсоветский период, престиж стремительно теряют — там уже нет больших зарплат и скорость карьерного продвижения очень низкая. А вот производство, наоборот, растет, и с инженерным дипломом можно быстро подняться от стажера до руководителя участка или проектной команды. Государственные и частные компании запускают корпоративные университеты, организуют программы наставничества, дают стипендии. При этом нет необходимости «поднимать целину» — практически гарантированное трудоустройство будет в комфортные условия. Плюс рядом окажутся опытные специалисты, никакого хаоса стартапа, где все горят энтузиазмом, но не знают, как организовать процессы, и потому постоянно ссорятся. В общем, промышленность — это надежный карьерный лифт.
К тому же она дает широкое видение, что очень важно для поколения Z, которое не хочет чувствовать себя винтиком в большой машине. Содержание труда современного инженера — междисциплинарное. На одном рабочем месте сходятся программирование и материаловедение, экономика и экология, дизайн и коммуникации. Очень востребованы новые профессии — от системных инженеров до специалистов по данным. Решения этих людей влияют не только на отдельные процессы, но и на развитие целых отраслей.
В такой работе есть смысл и устойчивость, о которой так много говорят экономисты и психологи. Поколение Z, с детства привыкшее оптимизировать усилия, не согласится работать в условиях «офисной хрупкости», его раздражают бесконечные онлайн-совещания,
где результат трудно потрогать. А вот производство дает столь милую их сердцу конкретику: мы делаем новый сплав для авиакрыла, деталь для спутника, элемент моста, микрочип. Это вещи, которые не просто видимы и осязаемы — они меняют нашу жизнь. Увлеченность технологиями будущего — новыми материалами, электроникой, квантовыми сенсорами, биоинженерией — делает производство естественной средой для тех, кого заводят передовые решения и их влияние на реальность.
Эстетика современного производства тоже играет свою роль. Завод все больше напоминает лабораторию из научной фантастики: цифровые модели, роботизированные линии, системы анализа данных и удаленного мониторинга. Здесь востребованы инженеры, которые умеют программировать, анализировать данные и управлять цифровыми процессами. Нужны эксперты по искусственному интеллекту и предиктивной аналитике. Ошибки устраняются еще на уровне модели, что минимизирует стресс, токсичность трудового коллектива и начальства, с которой категорически не способны мириться зумеры. Им хорошо в пространстве инженерного творчества: оно заточено под них, а они — под него.
Важно, что государство активно поддерживает новую индустриализацию. Его политика — это национальные и региональные проекты, льготные займы и субсидии на модернизацию производства, создание промышленных кластеров — от металлургического Урала до газохимической Сибири, от высокотехнологичной особой экономической зоны «Технополис Москва» до авиационной Самары и арктических судостроительных центров. Под них подстраивается образование: инженерные классы, «Профессионалитет», передовые инженерные школы, олимпиада студентов «Я — профессионал», чемпионаты. Путь профориентации стал короче и понятнее.
И речь не о туманном будущем. В нефтепереработке, например, молодые инженеры уже сейчас отслеживают процессы на цифровых моделях, фармацевтические производства по виду не уступают штаб-квартирам ведущих IT-компаний, а вокруг предприятий формируются новые районы — с удобными сервисами, качественным жильем и инфраструктурой.
В химической отрасли появляются исследовательские центры и новые производственные линии: продукты уходят не только на российский рынок, но и на экспорт. Химпром перестает быть опасным — он все больше про чистые комнаты, лабораторные стенды и совместные проекты с университетами. Для молодых это язык, на котором они привыкли говорить: прототипирование, тестирование, быстрые интеграции. Новые стандарты безопасности касаются всех элементов производства, от индивидуальных средств защиты до умных систем вентиляции. Газохимия внедряет автоматизированные линии, интернет вещей и 3D-печать.
Машиностроение тоже превращается в пространство цифрового проектирования. Конструкторы собирают изделия в САПР, исправления вносятся в модель, автоматически обновляющую документацию и маршрутные карты. Ошибки выявляются до запуска станка и закупки деталей. Это экономит время и деньги — к тому же дает приятное ощущение контроля над процессом.
Современные заводы вообще достойны туризма — роботизированные цеха, VR-полигоны безопасности, зоны прототипирования. Для поколения, привыкшего к кампусам и коворкингам, это принципиально, оно боится грязной работы и очень заботится о своем здоровье. Промышленный туризм развивается не только для празднолюбопытствующих — школьные и студенческие экскурсии дают молодежи возможность увидеть, а не только услышать на лекции, что происходит на реальном производстве.
Было время, когда заводы выводили из Москвы в чистое поле — из экологических соображений. Но технологии решили проблему, и ради карьеры в промышленности не нужно отрывать себя от ресторанов, баров, клубов, театров, круга друзей и родственников. Столица сейчас — флагман индустриальных перемен. Например, ОЭЗ «Технополис Москва» объединяет сотни резидентов, которые развивают микроэлектронику, фармацевтику, робототехнику и приборостроение. В инженерных классах школьники занимаются под руководством наставников-практиков, которые так готовят себе будущих коллег.
Те, кто только выбирает себе линию образования, понимают, что феномен «модных профессий», бывший важной приметой 1990-х, уходит в прошлое. Тогда тысячи юристов и менеджеров получили дипломы, но так и не работали по специальности — зря потраченные силы у многих вызвали фрустрацию. Подросло следующее поколение, и родители не хотят, чтобы дети повторяли их ошибки. Тем более что рынок труда перестал быть бурным морем для джентльменов удачи. Все борются за профессиональные кадры, и ценятся реальные компетенции плюс способность быстро доучиваться, перестаиваться, адаптироваться в процессе.
Можно ли считать победу окончательной? Пока нет. Но слово «инженер» снова стало знаком высокого социального статуса — это было в конце XIX — начале XX века, в 1950-е и 1960-е годы, когда про инженеров писали книги, а их образ жизни был эстетическим символом эпохи. «Инженер» вновь звучит гордо — как и технологии, определяющие нашу реальность.